Впервые меня рассмешил баш

wizard on duty : до нового года мы не потрахаемся
yyyy : Фу, как грубо
wizard on duty : ой
wizard on duty : сорри
wizard on duty : до дня, когда шумный декабрь сменяет похмельный январь мой нефритовый стержень не потревожит твою пещеру наслаждений

@темы: тихий ужас, щастье, Фрейды Фриды

---

Ах!

Человек года - полярный волк:
свитер, ушанка, сипящий голос.
Полярный волк, это - знающий толк
в том, что "на Юг" означает "на Полюс".

"Я - Руаль Амундсен. Я влюблен в лед.
Царство синего льда простирается от
полюса к полюсу. Жизнь во льдах
на любом языке начинается с "ах!"
Ах! когда на термометре - минус сорок.
Ваша мысль избавляется от сора.
На вопрос: "Что есть голос, зовущий в Рай?",
отвечаю: "Собачий простуженный лай!"

И. Бродский

@темы: во мне, онтологические замечательности, фальшиво, но неритмично

---

Бульк!

В постновогоднем сонном бреду в мозгу внезапно всплыли два стишочка. Один - Тимура Кибирова:

Нелепо сгорбившись, застыв с лицом печальным,
овчарка какает. А лес как бы хрустальным
сияньем напоен. И даже песнь ворон
в смарагдной глубине омытых ливнем крон
отнюдь не кажется пророческой. Лесною
дорогой утренней за влагой ключевою
иду я с ведрами. Июль уж наступил.
Дней знойных череда катится в даль, и пыль,
прибитая дождем, ступню ласкает. Томик,
Руслана верного бессмысленный потомок,
мчит, черной молнии подобный, за котом
ополоумевшим. Навстречу нам с мешком
полителеновым, где две рыбешки вяло
хвостами шевелят, бредет рыбарь бывалый
Трофим Егорович: «Здорово, молодежь!
Ну, у тебя кобель! Я, чай, не напасешь
харчей для этакой орясины!» Докучный
рой комаров кружит над струйкой сладкозвучной
источника. Вода в пластмассовом ведре
прохладна и чиста. И Ленка во дворе
пеленки Сашкины полощет, напевая
мелодью Френкеля покойного.

Другой - Кати Вержбалович:

Если утерян ключ
К пункту разгона туч,
К щитку со знаком грома,
К дверям чужого дома,
К окну стеклянного куба,
К замку, слепившему губы,
К угнанной ветром машине,
К летней, зелёной лощине,
К драконьим камней закромам,
Тогда приходите к нам.
Мы сделаем новый ключ
К любой чрезвычайный случЪ.

Заболел. После просмотра мультика "Хортон" захотел пожить в мире, где все питаются радугой и какают бабочками. Счастья вам в новом году.

@музыка: Cezaria Evora - Petit Pays

@настроение: Сонное

@темы: во мне, температура, фальшиво, но неритмично

---

Один день из жизни старого шведа (Жюль Бастьен-Лепаж "День всех святых")

Эйнар Фредрикссон знал двадцать оттенков серого и восемь голубого, хотя сам, впрочем, считал эти знания бесполезными. Каждый день вот уже тридцать восемь лет подряд жена Эмилия будила его словами «Какое сегодня небо, Эйнар?», оставляла мужа думать в постели, а сама шла на кухню готовить завтрак. Эмилия привыкла все делать наощупь, так что ее слепоты иной мог и не заметить, правда, иногда старуху выдавал неточный взгляд и странные вопросы. Эмилия быстро свыклась со своей судьбой и не горевала, а вскоре начала замечать, что в темноте каждый звук и аромат приобретают большую цену, чем при свете. Эйнару все же несколько досаждал обострившийся нюх жены, и теперь старому шведу приходилось пить в меру и подальше прятать табак, запах которого Эмилия не переносила с юных лет и с усердием, достойным лучшего применения, топила, топила нычки милого мужа в Далалвене.
Эйнар неспеша оделся, вышел во двор и прополоскал горло колодезной водой. «Господин Фредрикссон!» - так громко не умел кричать никто в округе. Эйнара приветствовала глуховатая госпожа Олафссон, живущая в доме напротив. Она, видно, с рассвета сидела на скамейке у калитки Фредрикссонов. «Я слышала к вам на каникулы из Стокгольма приедут внуки?» - «О, да, Марта, как раз сегодня». – «Возьми для них яблок, Эйнар, мне все равно их девать некуда…». Марта, отворив калитку, вошла во двор и протянула Эйнару корзину. «Спасибо, Марта. Зайдешь?» - «Пожалуй, что нет, Эйнар. Привет Эмилии». Аккуратно прикрыв за собой калитку, Марта вновь села на скамейку у забора. Пожав плечами и глянув на небо, Эйнар вошел в дом.
«Сегодня цвета трехдневной отстоявшейся мыльной воды, дорогая» - сказал Эйнар, усаживаясь за стол. «Где яблоки? Я все слышала» - «В сенях, дорогая». Эмилия задумалась. «Вот что. Когда поешь, наколи дров. Пока ты будешь приводить в порядок сад, я наварю повидла на веранде. Там ведь яблок хватит?» - «Конечно».
До полудня Эйнар сгребал в кучи палую листву, а Эмилия резала на веранде яблоки. Внезапно выглянуло солнце. Эмилия сразу же почувствовала это: слепые всегда это остро ощущают. «А сейчас? Эйнар?» - «А сейчас оно голубое, как изразцы на нашей печке». Эйнар по очереди разжег четыре костра из сухих листьев и с наслаждением закурил, зная, что дым его трубки смешается с дымом костров и Эмилия ничего не учует. Накурившись всласть, Эйнар поднялся на крыльцо. «Ну как повидло?» - «Через полчасика будет готово. Все-таки у Марты лучшие яблоки если не во всей Швеции, то в Евле точно. Жаль что зубы у меня не те, чтобы есть их сырыми…». Эмилия задумчиво помешивала в кастрюле. «Эйнар, почему ты никогда не спросишь, зачем мне знать цвет неба по утрам?» Старый Фредрикссон задумался. «Иногда я понимаю, как тебе тяжело, дорогая». Эмилия обняла Эйнара: «Я всегда знала, как ты меня любишь», - незаметно для Эйнара она достала курительную трубку из кармана его пиджака и спрятала себе в фартук. «Ну, пора тебе встречать Кале и Анику. Скоро они приедут».
Когда Эйнар хлопнул калиткой, Эмилия положила трубку на стол, взяла тяжеленную кастрюлю с повидлом и восемь раз с размаху опустила ее на трубку. Собрав щепки, она бросила их в печь и горько заплакала. «Я делаю это, чтоб ты знал, как ты мне нужен, скотина…» - прошептав это, она обессилено опустилась в кресло-качалку и разрыдалась.

***
Пароход из Стокгольма задерживался. Эйнар начал было волноваться, что мороженое, купленное для Кале и Аники, растает, но опасения его оказались напрасными: у входа в порт показалось судно. Сбежав по сходням, внуки повисли на шее деда и, уверяя, что больше всего они любят подтаявшее мороженое, с удовольствием умяли пломбир в бумажных стаканчиках. До автобуса в пригород оставалось еще полчаса, поэтому большинство (в лице Кале и Аники) решило идти домой пешком. Несмотря на свой артрит, Эйнар на удивление быстро поддался воле внуков: уж слишком радовала его перспектива неспешной прогулки с ними. За целый час внуки успели рассказать Эйнару обо всем на свете, от успехов в школе до впечатлений от первой морской поездки без родителей.
Когда до дома оставалось меньше километра, Эйнара охватила тревога: вдали над домом, который пока скрывали придорожные деревья, клубился черный дым. Фредрикссон ускорил шаг, а вскоре и вовсе перешел на неуверенный бег. Ничего не понимающие дети спешили за ним.
Забор был сломан, у него толпились соседи, во дворе стоял пожарный расчет. От дома остались лишь обугленные стены: крыша ввалилась внутрь. В ушах Эйнара стучала кровь, он ничего не слышал, перед глазами все поплыло словно в тумане. Вдруг из общей суматохи проступил отчетливый вопль Марты Олафссон: «Эйнар, она задохнулась!». Марта обняла обмякшего старика и вместе с ним упала: Эйнар потерял сознание.

***
Вызванная из Стокгольма дочь занималась организацией похорон и ухаживала за Эйнаром, не оправившимся до конца после удара. Не внимая уговорам дочери, Фредрикссон все же отстоял свое право присутствовать на церемонии прощания в соборе, после которой сразу же вернулся в больницу: на кладбище его сердце бы не выдержало.
Прошло две недели. Дочери и внукам пора было возвращаться в Стокгольм. Пока сгоревший дом отстраивался, Эйнара согласилась приютить Марта, которой ухаживать за Фредрикссоном было только в радость, поскольку за восемь лет вдовства она истосковалась по общению.
Когда Эйнар выписался из больницы, он с удивлением отметил ту старательность, с которой Марта ждала его прихода: в доме был идеальный порядок, ужин состоял из трех блюд, а простыни были накрахмалены до хрустального звона. После того, как Эйнар прилег отдохнуть (доктор еще долго велел ему соблюдать постельный режим), в комнату постучала Марта. «Эйнар, можно я посижу с тобой? Мне одной скучно…» - «Конечно, Марта. Мне пока не хочется спать». Марта села у окна и выжидающе посмотрела на Эйнара. Тот не знал, с чего начать разговор. После небольшой паузы, Марта все же решила взять инициативу в свои руки: «Ты знаешь, я тут накопила денег и думала, куда же их потратить. Вот решила купить радио. С ним веселее…» Эйнар удивился, ведь Марта и раньше плохо слышала: а с годами ее глухота становилась все сильнее. Вслух своих соображений он все же не высказал. «Может послушаем?» - «О да, конечно». Как раз передавали концерт симфонической музыки. К концу второго отделения Эйнара стало клонить в сон.
«Эйнар, на что похожа эта музыка?» - непривычно громкий окрик Марты разбудил Фредрикссона. Он удивленно посмотрел на соседку и через минуту ответил: «Так дождь барабанит по крышам». Марта улыбнулась, выходя из комнаты. Жизнь продолжалась.

@темы: Любите живопиь, поэты

---

Старый добрый английский пафос (оправданный)

Очень люблю эти слова:

No man is an Iland, intire of it selfe; every man is a piece of the Continent, a part of the maine; if Clod bee washed away by the Sea, Europe is the lesse, as well as if a Promontorie were, as well as if a Mannor of thy friends or of thine owne were; any mans death diminishes me, because I am involved in Mankinde; And therefore never send to know for whom the bell tolls; It tolls for thee.

JOHN DONNE

@музыка: Cezaria Evora - Petit Pays

@темы: во мне, онтологические замечательности

---

Сессия и мы

---

Любимые парадоски

Сегодня у меня температура. А занятия прогуливать не хочется. Из этого становится ясно, почему на философии я сегодня философией не занимался. Всю пару мы с Никитой читали "Парадоски" Петрушевской - одной из лучших современных русских писательниц (на мой вкус). Вообще-то она драматург и прозаик, а не поэт, оттого стихи не совсем обычные. Стихи Петрушевская вполне обоснованно называет "строчками разной длины", потому как в прозе все строчки одинаковые. В каждой "парадоске" (всего из 61) заключен парадоксик. Вот мои любимые:

1
луна
это солнце тьмы
мороз
это зной зимы
звезды
есть тюрьмы света
осень —
диагноз лета

2
в соли
бессмертие огурцов
дети
это невоздержание отцов
пол в жилье
это цель потолка
рота на войне —
переполненные кишки полка

3
дверь
есть пролог
эпилога
тропинка
это
созданная
волей народа
кривая дорога
блюдце —
это надгробие
сервиза
и только на пожаре
выявляется
стойкость карниза

4
пушка — пердящий
анус войны
генералу кажется
что это его
трубящий фаллос
гром —
это острый психоз тишины
пауза пауз
солнце —
дневная совесть часов
ночью им
как хочется
так и врётся
верхи —
это тонкий юмор басов
Шаляпин
отдыхает
(смеется)

24
родители
авторы
галатей
и давидов
в восторге
от своих
мелких творений
в экстазе
отец и мать
пока эти
кариатиды
сами не станут
авторами
таких же
маленьких произведений
и не начнут
на них
орать

41
ночь нежна
к тем кто бродит
любя
утро к тем
кто ушел далеко
увы
оставшись без крова
но вот как у тебя
получается
молоко
из травы
скажи
корова

46
семья
это то место
где можно
безвозмездно схлопотать по морде
где тебя оскорбят
выдав это
за правду-матку
но где тебя не выдадут
где постелят
накормят
приласкают
утолят жажду
вылечат и похоронят
и будут навещать
на Пасху
и еще по крайней мере
дважды

51
так сказал Ницше
а он не соврет
что потребление пищи
это торжество сил
и утоление
инстинкта власти
итак
следуем за Ницше
берем бутерброд
и он смиренно
как нищий
(а кто бы его спросил)
исчезает
в нашей пасти

@музыка: наушники здохли

@настроение: хорошее

@темы: во мне, температура, онтологические замечательности

---

Методичка

В ноябрьской заиндевевшей ночи
Под мерзлой звездой
Укутайся крепко.

В согретом сне постарайся увидеть
Узоры, выведенные пальцем на
Запотевшем стекле.

Втяни ноздрями в последний раз
В этом году
Запахи соков земли.

Услышь радостный перестук
(Сулящий новые жизни)
Чугунных колес.

Дотронься до желтых
Косых потолочных отсветов
Ночного автомобиля.

Вспомни детский вкус
Сладкого дешевого
Гранулированного чая с ложечкой.

Но если не получится –
Не бойся. Ведь твои пальцы
Взаправду сжимают любимые руки.
А голова на плече друга.
(шепотом): спи...

@музыка: Сурганова "Путник"

@темы: щастье, фальшиво, но неритмично, чучух-чучух

---

Странно, что твой ник - не Бендер

Таня, если ты будешь писать такими темпами, то через год Голливуд купит у тебя права на издание твоего дневника, снимет по нему мелодраму и заплатит тебе много денег. И ты увидишь Китай. Пиши, друг мой, пиши и твоя мечта сбудется. Только смайлы я терпеть не могу.

---

И еще.

Когда лучи рассветного солнца освещают иней на бетонных плитах, кажется что это не иней, а звезды. Посмотрите когда-нибудь. Очень красиво.

@музыка: Сурганова "Рейс 612"

@настроение: Люблю всех

@темы: онтологические замечательности, чучух-чучух

---

Хокку

Иней на белой
Хризантеме – попробуй
Разгляди его…

@темы: во мне, утро туманное, онтологические замечательности

---

Аничка (Гелий Коржев «Художник»)

«ЖС, П, ТА».
Во всех письмах последняя строчка у них была одинаковой: он ей – ЛТ, П, ТА (Люблю тебя, пока, твой Андр), она ему – ЖС, П, ТА (Живи счастливо, пока, твоя Аничка), хоть в этом письме за привычным «П» скрывалось чуть другое. Тут надо читать «прощай», так уж сложилось, что поделаешь. Дописала, стерла крошки со стола, аккуратненько листик в центр, ручку сверху. Аккуратисточка моя – так Андр часто ее называл. Что ж, Саския уходит, да здравствует Хендрикье! Ха…
Напустила в ванну воды – в теплой, говорят, не больно. Опасной бритвой, быстро, зажмурившись (вдоль предплечий, не поперек запястий – еще один секрет, не все знают). Закрыла глаза, расслабилась.
А что собственно такого? Сотни взглядов на улице за день, пока Андр рисовал ее профиль «ввиду наличия отсутствия», как выражался их сосед дядя Леня, желающих за символическую плату получить портрет в технике гризайль. Пока Андр рисовал, сидящая на газетке Аничка находила себе сотню интересных занятий: щедро крошила на асфальт дешевую булку, а потом спугивала слетевшихся голубей и считала до тех пор, пока птицы не осядут на крышах домов (чет – все будет хорошо, нечет – не все будет хорошо), представляла себя Ахматовой с портрета Альтмана (благо, данные позволяли), чем заставляла проходящих мимо грузин спотыкаться, да и попросту «опускала» чужие взгляды» (реже и реже попадались люди, не отводящие глаза в сторону). А тут ЭТИ глаза. Третий раз за всю жизнь, как оказалось.
Впервые что-то зашевелилось в Аничкином в мозгу, когда начал действовать наркоз в роддоме. Сиплый голос что-то спрашивал у анестезиолога, а серые ледяные глаза не мигая глядели в Аничкины расширенные зрачки. «Откуда-то я его знаю…» - проплыло в голове и растворилось без следа. Вечером Аничка вернулась в комнату Андра, где обнаружила дядю Леню с бутылкой плодово-ягодного. «Анька, ты! А мы тут! Присойденяйсь!» - «Спасибо, что-то неважно себя чувствую». Легла тихонько за ширму и уснула. Про аборт Андру ничего не сказала.
Через неделю Андра отчислили из академии. С последнего курса (при том, что он даже выставлялся, не Бог весть где, но все же). Пришлось идти «в народ», как тогда выражалась «богэма» (Андр сатанел от одного этого слова). «Что ж, Аничка, забудем пока нетленку, раз она не кормит, перейдем на говнецо». Сказал перед сном и зарыдал с хрипами. «Андр, спокойно. Я отцу позвоню, у него там связи какие-то, восстановишься. Фу, не дыши только перегаром в лицо…» Отец не то что за дело не взялся, даже не дослушал Аничку, швырнул с размаху трубку о стену («Талант?!! Ну и е..сь со своим талантом, раз у него мозгов не хватает!!!»). Денег потом прислал, правда.
Жить пришлось на Аничкины переводы. Спасало только то, что переводить можно было прямо на улице, пока Андр рисует. Вечером из блокнотика все на машинке перестучать начисто, утром – в бюро. Переводы плюс папины деньги хоть как-то кормили, «говнецо» доход приносило изредка. Дядя Леня махнул рукой на деньги за комнату: «Потом отдадите».
И тут эти глаза. Старик прошел мимо: серый плащ, кожаный портфель, беретик. Посмотрел на Аничку, улыбнулся, кивнул, не отвел глаза. Свернул за угол. И тут Аничка вспомнила серые глаза.
Вспомнила грязь, по которой они с мамой чавкали куда-то утром. «Мам, не хочу в садик!» - «Ну и не пойдешь». Бросила мимоходом, складывая какие-то марли в сумку. Такое быстрое согласие чуть удивило тогда Аничку. «Будем сегодня вместе». Пришли, сели в коридоре, мама волновалась, вытирала платочком мокрые ладони. «Аничка, все хорошо, все хорошо… Тихо». Аничка даже страшный запах больницы не испугал, а мама почему-то ее успокаивала. «Кофе с утра не пили? Хорошо. С ребенком нельзя!» - серые глаза. Аничка заревела на весь коридор с подвыванием. «Эдуард Семенович, мне не с кем ее оставить…» - серые глаза думают. «Ладно, пусть посидит в ординаторской».
«А мама скоро меня заберет?» Медсестры переглядываются. «Скоро, Аничка. Показать тебе капельницу?» Мама приходит только вечером, бледная. «Пойдем домой» - «Мам, где ты была так долго?» - «Она вам тут не мешала? Вы уж простите, девочки, мне не с кем ее оставить было». Девочки отвечали, что нет-нет, ребенок тихий, да и вообще ничего страшного, с кем не бывает. Во дворе больницы Аничка снова увидела Эдуарда Семеновича, уже без белого халата, с сигаретой. «Как чувствуете себя? Зря не остались. Если осложнения – звоните». И уехал на машине.

***
Дядя Леня сорвал дверь с петель, гулко матюкнулся и побежал вызывать скорую. Аничку сумели откачать. Швы через полгода зажили. Андр перестал пить и устроился в кинотеатр рисовать афиши. Аничка потом нашла свое письмо в ящике стола и сожгла в раковине. Не однажды, не однажды еще она вздрогнет от серого взгляда за дверью местного абортария. Пусть…

@музыка: Radiohead "Exit Music"

@темы: чучух-чучух, Любите живопиь, поэты

---

Жизнь неумолимо продолжается

Не понимаю, как жизни удалось сделать из меня закоренелого интроверта, потому что в детстве я не мог и на пять минут остаться в комнате один. У меня приключалась шумная истерика: слезы, сопли, белужий вой. Впоследствии что-то во мне постепенно стало меняться. Дошло до того, что сейчас мне без людей лучше, чем с людьми. Но все бы хорошо, если бы не ноябри.
В ноябре у меня обостряется сам не знаю что. Видимо, заряды позитива (ненавижу это слово, но оно здесь лучше всего подходит), полученные в августе, расходуются и мне начинает казаться, что все меня бросили, перестали любить и вообще.
Сегодня первый день этой осени, когда мне так показалось. Меня все бросили. Я гнетуще один. И рассказ про Хемуля, который любил тишину, Туве Янссон, видимо, ненароком списала с меня.
lib.ru/JANSSON/hemul.txt
Дорогие! Понуждайтесь во мне, пожалуйста! Недолго, только месяц. Вы мне так нужны. А я этим месяцем буду жить еще целый год. Если не захотите во мне нуждаться, не надо. Но если лично ты, ты, ты и ты не будете во мне нуждаться, я вас поубиваю. А потом себя.
Всё.

@музыка: Тишина

@настроение: делаю вид, что все хорошо

@темы: во мне, solo, тихий ужас

---

Питер. Дефицит. Уроды

Чудо, чудо! Просто прелесть что такое эти гэдээровские лампы! Торшеров нет, а если есть – то для небожителей. Для Собчака, Нарусовой и генерала Лебедя. Дефицит. Это слово вместе с лексемой «богатыетожеплачут» («Антошка, беги к Кутяновым, скажи – начинается!») одним из первых впечаталось в мой мозг, впрочем, смысл его стал понятен мне относительно недавно, а почему эта дура Марианна оставила в первой серии ребенка на донью Чолли, а сама кувыркалась в стогах сена, маняще улыбаясь советским телезрителям, не возьму в толк до сих пор.
А тут идем мы с мамой в сад, и что-то вдруг толкает меня к полуразваленному за год настоящей демократии магазину. «Мам-мам, а это продуктовый или промтоварный?» - «Промтоварный». «Мам-мам, а книжки в промтоварных продаются?» (Невинный намек: вроде ребенок уточняет элементы новой для своего мировоззрения парадигмы. Коварный ум матери тут же зарубает на корню мой хитроумный план) – «Антон, отстань». «Мам-мам! Ну зайдем! Ну маам!» - «Черт с тобой, ты же опоздаешь».
Книжек в промтоварных не продают. Там вообще редко что-нибудь продают, или продают что-нибудь красивое и дорогое: деревянный герб СССР или пыльного каменного дедушку Ленина. ПРИВОЗЫ скудны и нерегулярны. Раннее утро, магазин только открылся, никого нет. А в магазине – дефицит! Ничто не предвещало роскошнейших импортных настольных ламп (абажуры с меня размером). Мы – Веспуччи, Колумбы! Никто до нас не знал об этом! «Ой, женщина, а не могли бы вы оставить, две штуки? Бежевую и бордовую, как вы думаете? У меня мама в Белоруссии, я ей поездом передам, а то у них там совсем ничего не бывает. Я быстро! Ребенка – в сад, домой за деньгами и заберу сразу! Войдите в мое положение!.. Спасибо, побегу. Через двадцать минут буду!».
Вихрем, задыхаясь – в сад по весенним или осенним (не помню) лужам и раскисшей дороге, оставив в пустом магазине продавщицу с прической, как у Мирей Матье («Нуу, знаете… Я ведь могу отказывать покупателям! Час подожду, потом обратно на прилавок выставлю»). К ненавистной воспитательнице Базылевой («Тебе зачем? Не помню я отчества этой чудесной женщины»). Она, естественно, смотрит на меня волком. Нормальные дети уже позавтракали, а я только появился – здрассти-пожалуйста! Мешаю ей шлангом аквариумы чистить. Она мне будет мстить. Я знаю.
За обедом я не смогу держать ложку, как мне нравится – Базылева разожмет своими клешнями мои пальчики и, брызжа слюной и тряся у самого моего носа своей шестимесячной химией, станет мне доказывать, что только дегенераты так едят. В тихий час она повесит на спинку моей кровати ремень, и, улыбаясь, уйдет заниматься неизвестно какими делами. Я буду тихо плакать от обиды и одиночества, прячась под подушкой, а утешать тревожным шепотом с соседней кровати меня будет Ариша («Не вой! Услышит – придет!»). Ариша хорошая, только дура. И волосы у нее короткие.
После прогулки Базылева поставит хорошим детям пластинку «Пусть бегут неуклюже», а меня запрет в спальне, чтобы я думал о своем поведении. А вечером мы будем делать аппликации. На самом деле эти аппликации – опыты над людьми. («Ваш ребенок умственно отсталый – все дети вклеили кружочки в центр, а квадратики – по краям. А ваш налепил не пойми как. Сводите его к психиатру»). Мама выведет меня за ворота, поцелует в зареванные глаза, скажет тихонько и сердито в сторону странное слово «сука», и мы пойдем домой. А там – новые книжки! Мама на Васильевском острове купила, потому что в Парголове магазины уже закрыты. Мы вместе будем ждать папу, потом пить чай и смотреть телевизор. За то, что папа так долго не шел с работы, он будет мне читать всю книжку два раза. Чтоб не засыпал, держу его за нос: чуть глаза закрываются – делаю сливку.
Почему, почему я в группе у Базылевой? Ведь существуют нормальные воспитательницы! Опухтина («Не помню, Антон, как их звали, честно!») даже не накричала на меня, когда обнаружила, что я сижу в нише под раковиной и сковыриваю краску с пыльных труб. «Ты что там делал?» - «Гингеме в пещере порядок наводил». Даже по голове меня погладила. А тетя Наташа Кутянова – наша соседка – тоже была воспитательницей и не кричала на меня, когда я расшиб с разбегу лоб о качели. «Ой, горе, щас намажу йодом - будешь с солнцем на лбу ходить!».
А я попал в группу к этому ходячему уроду. Ничего. Пусть подумает, кто накрошил ей в чай хлеба, погнул все мембраны в динамиках, поцарапал пластинки и затянул ее шерстяной свитер, за которым она в очереди три часа стояла. Нечего прятать от людей подарки. Они нам положены. В тихий час, когда этот ужас с напомаженными губами ушел «к заведующей» (ха-ха), мы с Даником нашли-таки мешки с конфетами и честно все раздали массам. Массы к концу тихого часа все доели и покрылись сыпью. Базылева, вернувшись, разбушевалась. Пусть, пусть. Мы стерпим. Родители все равно пожалуются, и ее лишат премии. Трудна, но весела жизнь настоящего героя. (Свой подарок я почему-то не съел и сыпью не покрылся. Видимо, удовлетворенный собственным альтруизмом, решил отложить гастрономические утехи на более мрачные времена).
Но однажды папа придет забирать меня из садика раньше обычного, вся группа соберется вокруг ничего не подозревающего меня, а Базылева, сияя, спросит: «Что же ты от нас уезжаешь, Антоша?». По дороге домой мы увидим цветущую черемуху. Папа оставит меня на шухере, а сам полезет отламывать веточку. Мама откроет дверь («Ой, цветы! Спасибо!). Квартира почему-то будет пустая и съежившаяся, черемуха будет осыпаться на оголенные доски пола, а голоса эхом отражаться от стен. Внизу просигналит копейка Красковского, и мы поедем на вокзал. На вокзале мама вспомнит, что забыла на кухне горшок с алоэ, и велит Красковскому отвезти его Жанне, чтоб та следила за растением. «Мам-мам! Мы что, к бабе едем?» - «Да. Насовсем».
Когда переезжали, одну лампу кокнули, во второй абажур порвали. Так и жили они еще лет восемь: одна с металлическим штырем вместо изящной керамической ножки, вторая – с самодельным кривоватым абажуром. Жалко.

@музыка: Stevie Wonder "Lately"

@настроение: хорошее

@темы: во мне

---

Чем хотели бы стать мои пальцы

Сорокалетними губами лесбиянки,
Тапёрским ухом в медленном немом кино,
Слезами старой девы после первой пьянки,
Пороховой крупой на лицах юных янки,
(В конце какой войны убитых - все равно).

И челкой финна-плотника (глаза - смола),
Ресницами каллиграфа (под кисточкой - Альцгеймер),
И луком абиссинца (чтоб в перо крыла),
Простреленной артерией (апрель, с утра)
Советской девушки - радистки Мейнер.

@музыка: Frank Sinatra "Somethin' Stupid"

@настроение: насупленные размышления

@темы: фальшиво, но неритмично, чучух-чучух

---

Дом, который построил не ЖЭК

Недавно понял, чем Дом отличается от просто помещения, в котором ночуешь. Точнее, определил формальные показатели данного признака. Они начинают обитать в холодильнике – месте для них не совсем подходящем. Как только это жители появляются, ты всеми силами стремисси туда - под ласки плюшевого пледа отогреваться душою и телом в желтом круге торшера/настольной лампы/лампочки с газетой-абажуром. Эти жители – варенье, сгущенка, кетчуп, мазь Вишневского, йод и борная кислота (+дополнительный возрастной, половой и мировоззренческий критерий – тушь для ресниц и бровей «Ленинградская», закупленная на тысячелетие вперед в 1985 году). Скажете, нет?

@музыка: Земфира "У меня прекрасный дом"

@настроение: Перечитываю Андерсена

@темы: я, онтологические замечательности

---

Пансионат для солнечных саламандр

Долго думал, из чего родился этот сон. Мама сна, по видимому, стихотворение Дмитрия Воденникова «Черновик» (эх, замусолю когда-нибудь его вконец). Там есть такие строчки:

Сколько счастья вокруг, сколько сильных людей и зверей! —
... вот приходит Антон Очиров, вот стрекочет Кирилл Медведев,
а вот человек (пригревшийся на раскаленном камне), несколько лет нёсший возле меня свою добровольную гауптвахту,
с переломанной в детстве спиной, сам похожий на солнечную саламандру,
на моё неизменное: «бедный мой мальчик»,
отвечавший —
«нет, я счастливый»...

Оплодотворенное мистической идеей о живом доме-плене, неизвестно откуда всплывшей в моем мозгу, стихотворение показало мне такой сон:
Где-то в тихом заброшенном месте на растрескавшемся асфальте стоит дом. Он больше всего напоминает детский сад, только в нем уж лет как двадцать нет детей, окна разбиты, кирпич крошится, цемент высыпается из швов. На карнизах прорастают березки: лес медленно поглощает здание. Березки появляются неизвестно откуда, потому что везде кругом растут акации и трава сплошь усеяна сухими стручками. Небо над зданием всегда серое, там всегда утро, ощущается присутствие какого-то водоема, которого не видно из-за деревьев. Это место существует на самом деле, только дома там нет.
Этот дом – пансионат для проживших жизнь целиком еще в юности. Их привозят в и оставляют здесь навсегда, потому что среди людей им не интересно. Еще почему-то им нельзя здесь умереть. Измученные и покалеченные, они живут для чего-то. Скорее всего, пытаются уйти из дома и из мира одновременно, но дом их не пускает. Сбегая из дома вечером, утром они снова к нему приходят. Дом умеет путать дороги.
На моих глазах девушка привозит сюда на инвалидной коляске юношу. Он в байковом халате и больничных тапках. У него вместо ноги – протез. Под халатом – тугой ортопедический корсет. Голоса юноши почти не слышно. Его кожа шелушится, глаза слезятся, он не может ходить. Ногти длинные и неухоженные, волосы давно не мыли, он пахнет пылью и затхлостью. Говорит девушке: «Привози мне потом, пожалуйста, протезы, этот когда-нибудь износится. А может (улыбается) и до вставных челюстей дойдет». Красивее этого юноши я не встречал.
Он остается в доме среди пансионеров, никогда не разговаривающих друг с другом. Вскоре замечает, что окон на втором этаже в доме нет. Вместо них – стеклянные двери, за которыми - бесконечный балкон, опоясывающий весь дом. На балконе нет перил, так что можно легко упасть и разбиться. Юноша понимает, что его цель теперь – найти ту дверь, за которой балкон-кольцо начинается. Только из этой двери он сможет выйти из дома навсегда.

@темы: утро туманное, Фрейды Фриды

---

И еще о стихах

Однажды в августе у меня была ужас какая температура. Наслушавшись Воденникова и начитавшись Толстого я произвел на свет два перла:

Сотней Наташ Ростовых
Натужусь и прыгну.
Не в небо, не в луну, не в ночь.
Мне б пролететь
Туманным розовым утром
Над сонной прохладой леса,
Глядя вниз,
Светло печалясь
И пальцами легко задевая
Смолистые иглы…
Но главное – услышать
Робкий полет
Первой осенней
Паутинки.
19,08,2008 10:27

Не чую в августе свежего ветра,
Не снятся больше слоны над рекой.
Меня схоронила пыль серого фетра,
Стихи с конца и правой рукой.
19,08,2008 10:33

А за полтора месяца до этого меня посетил вопрос: а чего это Ахматова может, - а я нет..

«Птица издохла!»
Тупица охала,
Глаз ее около
Грусть солью намокла:
«Крылом не хлопнет,
Под дождем намокнет,
Требуха сгниет –
Так и пропадет!»
Ежевичный глаз потух,
Прокричит чужой петух,
Чуть на заре в оконце
Меж ставен глянет солнце.
22,06,2008 21:49

Дурак я.

@музыка: Арефьева "Первый"

@настроение: Укуренное

@темы: температура, кофе ночером, фальшиво, но неритмично

---

Стихотворение Бунина, в которое четко вписываются мои жизненные сетчатки.


О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе лёгким белым краем
Встаёт, сияет облако. Давно
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.

@настроение: Над седой равниной моря

@темы: во мне, щастье

---

Оторинолоринголог, да святится имя твое!

Черт, почему их трое? Черт! Черт! Начинаю пунцоветь, предчувствуя.
- Садитесь, - холодно так бросила.
Заполняет чужую карточку. Я собираюсь с мыслями.
- Что у вас?
- Доктор, понимаете, я мыл ухо.
- Похвально.
- С мылом.
- Да?
- И водой...
- Ценю.
- Мыло проскользнуло мне в ухо.
- Как... Целиком?
- Нет- нет! Частями, частями...
- А...
- Я его с понедельника не могу достать.
- Что же вы?
- Да вот...
- Серьезно?
- Да.
- Вот так вот.
- Понятно.
- Доктор, я понимаю, что у меня проблемы не с ухом, а с мозгом, но может вы все-таки заглянете туда?
От смеха у врачихи слетел с головы и чуть не разбился рефлектор.
Ухо отстряли, промыли, закапали борной кислотой. Я порхал, я летал...
- Может вам освобождение дать от физкультуры?
Мое чувство юмора скрасило жизнь целому врачу и двум медсестрам. Жри, Омелюсик!

@музыка: The Beatles - а капелла (сама музыка в правом наушнике)

@настроение: Я летаю, я - в раю

@темы: сумбур, тихий ужас, щастье