Аничка (Гелий Коржев «Художник»)

[Citrus bergamia]

«ЖС, П, ТА».
Во всех письмах последняя строчка у них была одинаковой: он ей – ЛТ, П, ТА (Люблю тебя, пока, твой Андр), она ему – ЖС, П, ТА (Живи счастливо, пока, твоя Аничка), хоть в этом письме за привычным «П» скрывалось чуть другое. Тут надо читать «прощай», так уж сложилось, что поделаешь. Дописала, стерла крошки со стола, аккуратненько листик в центр, ручку сверху. Аккуратисточка моя – так Андр часто ее называл. Что ж, Саския уходит, да здравствует Хендрикье! Ха…
Напустила в ванну воды – в теплой, говорят, не больно. Опасной бритвой, быстро, зажмурившись (вдоль предплечий, не поперек запястий – еще один секрет, не все знают). Закрыла глаза, расслабилась.
А что собственно такого? Сотни взглядов на улице за день, пока Андр рисовал ее профиль «ввиду наличия отсутствия», как выражался их сосед дядя Леня, желающих за символическую плату получить портрет в технике гризайль. Пока Андр рисовал, сидящая на газетке Аничка находила себе сотню интересных занятий: щедро крошила на асфальт дешевую булку, а потом спугивала слетевшихся голубей и считала до тех пор, пока птицы не осядут на крышах домов (чет – все будет хорошо, нечет – не все будет хорошо), представляла себя Ахматовой с портрета Альтмана (благо, данные позволяли), чем заставляла проходящих мимо грузин спотыкаться, да и попросту «опускала» чужие взгляды» (реже и реже попадались люди, не отводящие глаза в сторону). А тут ЭТИ глаза. Третий раз за всю жизнь, как оказалось.
Впервые что-то зашевелилось в Аничкином в мозгу, когда начал действовать наркоз в роддоме. Сиплый голос что-то спрашивал у анестезиолога, а серые ледяные глаза не мигая глядели в Аничкины расширенные зрачки. «Откуда-то я его знаю…» - проплыло в голове и растворилось без следа. Вечером Аничка вернулась в комнату Андра, где обнаружила дядю Леню с бутылкой плодово-ягодного. «Анька, ты! А мы тут! Присойденяйсь!» - «Спасибо, что-то неважно себя чувствую». Легла тихонько за ширму и уснула. Про аборт Андру ничего не сказала.
Через неделю Андра отчислили из академии. С последнего курса (при том, что он даже выставлялся, не Бог весть где, но все же). Пришлось идти «в народ», как тогда выражалась «богэма» (Андр сатанел от одного этого слова). «Что ж, Аничка, забудем пока нетленку, раз она не кормит, перейдем на говнецо». Сказал перед сном и зарыдал с хрипами. «Андр, спокойно. Я отцу позвоню, у него там связи какие-то, восстановишься. Фу, не дыши только перегаром в лицо…» Отец не то что за дело не взялся, даже не дослушал Аничку, швырнул с размаху трубку о стену («Талант?!! Ну и е..сь со своим талантом, раз у него мозгов не хватает!!!»). Денег потом прислал, правда.
Жить пришлось на Аничкины переводы. Спасало только то, что переводить можно было прямо на улице, пока Андр рисует. Вечером из блокнотика все на машинке перестучать начисто, утром – в бюро. Переводы плюс папины деньги хоть как-то кормили, «говнецо» доход приносило изредка. Дядя Леня махнул рукой на деньги за комнату: «Потом отдадите».
И тут эти глаза. Старик прошел мимо: серый плащ, кожаный портфель, беретик. Посмотрел на Аничку, улыбнулся, кивнул, не отвел глаза. Свернул за угол. И тут Аничка вспомнила серые глаза.
Вспомнила грязь, по которой они с мамой чавкали куда-то утром. «Мам, не хочу в садик!» - «Ну и не пойдешь». Бросила мимоходом, складывая какие-то марли в сумку. Такое быстрое согласие чуть удивило тогда Аничку. «Будем сегодня вместе». Пришли, сели в коридоре, мама волновалась, вытирала платочком мокрые ладони. «Аничка, все хорошо, все хорошо… Тихо». Аничка даже страшный запах больницы не испугал, а мама почему-то ее успокаивала. «Кофе с утра не пили? Хорошо. С ребенком нельзя!» - серые глаза. Аничка заревела на весь коридор с подвыванием. «Эдуард Семенович, мне не с кем ее оставить…» - серые глаза думают. «Ладно, пусть посидит в ординаторской».
«А мама скоро меня заберет?» Медсестры переглядываются. «Скоро, Аничка. Показать тебе капельницу?» Мама приходит только вечером, бледная. «Пойдем домой» - «Мам, где ты была так долго?» - «Она вам тут не мешала? Вы уж простите, девочки, мне не с кем ее оставить было». Девочки отвечали, что нет-нет, ребенок тихий, да и вообще ничего страшного, с кем не бывает. Во дворе больницы Аничка снова увидела Эдуарда Семеновича, уже без белого халата, с сигаретой. «Как чувствуете себя? Зря не остались. Если осложнения – звоните». И уехал на машине.

***
Дядя Леня сорвал дверь с петель, гулко матюкнулся и побежал вызывать скорую. Аничку сумели откачать. Швы через полгода зажили. Андр перестал пить и устроился в кинотеатр рисовать афиши. Аничка потом нашла свое письмо в ящике стола и сожгла в раковине. Не однажды, не однажды еще она вздрогнет от серого взгляда за дверью местного абортария. Пусть…

@музыка: Radiohead "Exit Music"

@темы: чучух-чучух, Любите живопиь, поэты

Comments

[Амерель]

Вздыхаю.

По моему нынешнему ручейно-щёчному состоянию ты, мой друг, как град.
Нельзя так. Или хотя бы предупреждай, что будет так хорошо грустно.

[Амерель]

Это эфирно-нахлынувшее высказывание, характеризующее моё ощущение.

Что-то последнее время слишком часто плактаь хочется.

[Гость]

дап..что-то как-то осень на тебя плохо действует...трогательно,но грустно очень уж..

[Н.М.]

Я хочу прочитать твою книгу. максимум - через 12 лет. (подписанную автором, разумеется).