
Будь моя воля, я бы обязательным пунктом выделял одно занятие по литературе в школе на обсуждение проблемы уток и рыб в романе Сэлинджера «Над пропастью во ржи». А то все думают, что это так, взбрык буддистского сознания американского писателя. Насколько я помню, когда в девятом классе мы читали роман по программе (я к тому времени уже перечитывал), одноклассницам с тонкой нервной организацией книжка не понравилась. Особенно одну особу возмутило отношение Колфилда к Салли Хейс. До сих пор помню нашу ожесточенную перестрелку: «Она же девушка!!!» - «И что?» - «Как же он так с ней?» - «Как – так?» - «Грубо! Невоспитанно!» - «Но она ведь дура.» - «Нет, она девушка!!!» - «Одно другому не мешает». Дальше оба переходили на вопль. Вообще на том уроке я говорил минут тридцать без остановки, что со мной редко бывает, отчего речь была слегка путаной. Тем не менее, меня терпеливо выслушали и одноклассники, и Лариса Сергеевна. Помню, особенно «отдельно» высказался по поводу «похабщины» (перевод Риты Ковалевой), а утки с рыбами тогда как-то в голову не пришли. Сейчас же я думаю, что эти два образа – квинтэссенция духовных исканий героя. Ближе к середине романа есть сцена, гда Холден спрашивает у таксиста, где утки из Центрального Парка зимуют (перевод мой):
- Так вот, знаешь, там утки плавают? Ну, весной? Может, ты вдруг знаешь, куда они пропадают зимой?
- Пропадает кто?
- Утки. Знаешь, а? Я к чему это: может, приезжает фургон какой и их увозят или они сами улетают – на юг или куда?
Старина Горвиц развернулся и посмотрел на меня. Он был очень вспыльчивым. Хотя плохим не был.
- И откуда я это к черту знаю?
- Только не психуй, - сказал я. Чего-то он запсиховал.
- А кто здесь психует? Никто не психует.
Больше я у него ничего не спрашивал, раз его уж так задело. Но он сам снова начал. Опять развернулся и сказал:
- Рыбы-то никуда не идут. Так и сидят там. Прямо в чертовом озере.
- Рыбы – это не то. Рыбы не то. Я про уток, - сказал я.
- С чего это не то? Как есть, то, - сказал Горвиц. Что бы он ни говорил, выходило, как будто бы он на что-то сердился.
- Рыбам же тяжелее, зимой-то, чем уткам, ну! Господи, мозгами подумай!
Я помолчал с минуту. Потом сказал:
- Ладно. А что они делают, рыбы эти, когда озерцо до дна промерзнет, а сверху люди на коньках, а?
Старина Горвиц снова развернулся.
- Как это, что они делают? – заорал он мне. – Где были, там и сидят, мать твою.
- А то, что все замерзло, им все равно. Не может им быть все равно.
- Да кому все равно? Никому не все равно! – сказал Горвиц. Он так распсиховался, что мне стало страшно: вдруг мы въедем в столб или еще что.
- Они так и живут во льду. Они так устроены, мать твою. Их замораживает, и они так и сидят всю зиму.
- Да? А чем они тогда питаются? Ну, если их заморозило и прижало, они же не могут плавать и искать еду, так?
- Их тело, черт подери. Что у тебя с мозгами? Их тело питается водорослями и херотенью, которая во льду. У них же поры постоянно открыты. Они так устроены, мать твою. Дошло? – он снова развернулся, чтоб на меня посмотрерть.
По-моему, все ясно как день. Рыбы – обычные люди, которым приходится, если что, замерзать вместе с речкой, застывать в глыбах льда и ждать, пока придет весна. Такие люди-рыбы - часть ландшафта, никак не перечащая привычному ходу вещей сущность, однако их трудно за что-либо судить: кто сказал, что рыбы хуже птиц? Тем не менее, совсем другое дело – утки. Они сами себе хозяева, их не скрывают толщи воды, им открыты все горизонты. Надоест пруд – лети к реке, все в твоих руках. Но вот проблема: Холден так и не узнал, как утки покидают заводь. Может и правда не по своей воле? И тогда получается, что и над утками есть кто-то, кто неизменно с приходом холодов приезжает на грузовичке и забирает их? В этом главная проблема романа, которая разрешима каждым по-своему. По законам физики ведь и рыбы и птицы делают одно и то же – плавают. Только одни в жидкой среде, а другие в газообразной. Или все же последуем за эволюцией, которая вынудила часть рыб выйти на сушу, обрасти перьями и усилием крыльев и воли полететь?
Но даже если вы решите покинуть надоевший вам пруд, вывернуть жабры наизнанку, превратив их в легкие, отрастить крылья и полететь куда глаза глядят, то не факт, что вы станете счастливыми. Вновь передаю микрофон Сэлинджеру (я перевожу):
В том-то и беда. Уже не найдешь на свете места, где было бы хорошо и спокойно, потому что нет его. Можно, конечно, думать, что оно есть, но если вдруг ты туда попадешь, кто-нибудь, как пить дать, прокрадется, пока ты не смотришь, и напишет у тебя под носом: «Хуй». Проверьте, если хотите. Я думаю: вот умру я когда-нибудь, и снесут меня на кладбище, и будет у меня типа памятник с надписью «Холден Колфилд» и, там, когда-родился - когда-помер, а потом, прямо под этим, будет написано: «Хуй». Чего там, я не шучу.
Проблема рыб и птиц глобальна и вечна. Кстати говоря, к ней не раз обращались древние и ныне живущие. Я вас на этом покидаю, а особо не задолбанные моей тирадой могут посмотреть сюда.
читать дальше