Leisure

Ближайшее подобие зарождения разума (и в человеческом роде и в особи) мне кажется можно найти в том дивном толчке, когда, глядя на путаницу сучков и листьев, вдруг понимаешь, что дотоле принимаемое тобой за часть этой ряби есть на самом деле птица или насекомое. Для того, чтобы объяснить начальное цветение человеческого рассудка, мне кажется, следует предположить паузу в эволюции природы, животворную минуту лени и неги. Борьба за существование – какой вздор! Проклятие труда и битв ведет человека обратно к кабану. Мы с тобой часто со смехом отмечали маньякальный блеск в глазу у хозяйственной дамы, когда в пищевых и распределительных замыслах она этим стеклянистым взглядом блуждает по моргу мясной. Пролетарии, разъединяйтесь! Старые книги ошибаются, Мир был создан в день отдыха.

В. Набоков "Другие берега"

@темы: во мне, solo, онтологические замечательности

---

Москва

Никогда не любил этого стихотворения Есенина, но музыка группы "Монгол Шуудан" и голос Земфиры Рамазановой сотворили чудо. Самое глубокое переживание нового года.



Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно исдох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог.

Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц,
Когда светит... черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.

Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.

Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
"Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад".

Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог.

@настроение: как она поет "уж не будут листвою крылатой надо мною звенеть тополя"!..

@темы: solo, щастье

---

Священные монстры

Недавно  Н.М. опубликовал что-то подобное. Вот мой вариант:



Борис Гребенщиков: Есть люди, у которых капитан внутри.
Кира Муратова: Я хотела бы убить повседневность.
Рената Литвинова: Он мне на тридцатилетие даже ничего крупного не подарил.
Туве Янссон: «Хочешь есть? Сегодня на обед фруктовый суп и желе». - «Ужас», – мрачно изрек папа и, повернувшись к стене, сильно закашлялся.
Владимир Набоков: Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный приговор шепотом.
Алан А. Милн: “What about a story?” said Christopher Robin. - “What about a story?” I said.
Людмила Петрушевская: Простите слезы…
Джером Д. Cэлинджер: He went out to Hollywood and prostituted himself.
Земфира Рамазанова: Не думать про завтра, на включать телевизор.

@темы: во мне

---

Саша Соколов: "Инфантилизм — следствие эмоционального дефицита и ожирения личности"

Современный географ, как впрочем и монтер, и водопроводчик, и генерал, живет всего однажды. Так живите по ветру, молодежь, побольше комплиментов дамам, больше музыки, улыбок, лодочных прогулок, домов отдыха, рыцарских турниров, дуэлей, шахматных матчей, дыхательных упражнений и прочей чепухи. А если вас когда-нибудь назовут ветрогоном, -- говорил Норвегов, гремя на всю школу найденным коробком спичек, -- не обижайтесь: это не так уж плохо. Ибо чего убоюсь перед лицом вечности, если сегодня ветер шевелит мои волосы, освежает лицо, задувает за ворот рубашки, продувает карманы и рвет пуговицы пиджака, а завтра -- ломает ненужные ветхие постройки, вырывает с корнем дубы, возмущает и вздувает водоемы и разносит семена моего сада по всему свету, -- убоюсь ли чего я, географ Павел Норвегов, честный загорелый человек из пятой пригородной зоны, скромный, но знающий дело педагог, чья худая, но все еще царственная рука с утра до вечера вращает пустопорожнюю планету, сотворенную из обманного папье-маше! Дайте мне время -- я докажу вам, кто из нас прав, я когда-нибудь так крутану ваш скрипучий ленивый эллипсоид, что реки ваши потекут вспять, вы забудете ваши фальшивые книжки и газетенки, вас будет тошнить от собственных голосов, фамилий и званий, вы разучитесь читать и писать, вам захочется лепетать, подобно августовской осинке. Гневный сквозняк сдует названия ваших улиц и закоулков и надоевшие вывески, вам захочется правды. Завшивевшее тараканье племя! Безмозглое панургово стадо, обделанное мухами и клопами! Великой правды захочется вам. И тогда приду я. Я приду и приведу с собой убиенных и униженных вами и скажу: вот вам ваша правда и возмездие вам. И от ужаса и печали в лед обратится ваш рабский гной, текущий у вас в жилах вместо крови. Бойтесь Насылающего Ветер, господа городов и дач, страшитесь бризов и сквозняков, они порождают ураганы и смерчи. Это говорю вам я, географ пятой пригородной зоны, человек, вращающий пустотелый картонный шар. И говоря это, я беру в свидетели вечность -- не так ли, мои юные помощники, мои милые современники и коллеги, -- не так ли?

Из романа "Школа для дураков"

@музыка: Би-2 и Чичерина - Падает снег

@темы: кофе ночером, утро туманное

---

Кира Муратова

Эта великая женщина однажды сказала, что хочет убить повседневность.
Приходите посмотреть на Киру Георгиевну сегодня в минский Дом кино, она там будет представлять свою новую картину "Мелодия для шарманки". В 21.00.

---

Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.

Николай Заболоцкий

Стихотворение полностью

---

Ура Линор!!!

---

Я поздравляю себя. И вас также.

Антон: Я дебил.
Диана: Все нормально?
Антон: Да.
Диана: Точно дебил?
Антон: Точно дебил.

@темы: онтологические замечательности

---

Каждый день

Он каждое утро - октябрь ли, апрель –
Спускается туда и стоит у края, ждет, пока
Из темноты не покажется жирноватый свет,
Демонстрирующий невиданную изогнутость,
Видимую только со стороны, потому что когда
Ты там – в ровном гуле – ты становишься
Прямой линией и никакой кривизны вообще
Не может быть, а так – свет стекает по двум
Стальным желобкам, пока грохот
Не прибывает следом и, расхлопнув
Синие пасти, не разрождается
Суетным пассажиропотоком, направленным
Прочь от сладкого, но бдительного голоса,
Постоянно твердящего что-то чуть ли
Не про руки перед едой, этот голос
Все ненавидят, многие стараются не замечать,
А он его не слышит, он занят другим:
Он слушает город, потому что когда-то
Пообещал, что всегда будет вместе
И вот так хранит обещание, то есть
Садится в угол, где сквозь стекло видно,
Как в другом вагоне о тебе не подозревают,
И закрывает глаза, чтоб не видеть
Нависших мамочек, ответственных работников,
Симпатяг и детей и сидит в занюханной куртке
С обвисшей кожей, и от станции к станции
Все лучше и лучше чувствует как вверху
За слоем почвы, асфальтом и прочей
Дребеденью дышат улицы, шумят деревья,
Говорят люди, как раньше, когда они утром вдвоем
Расстилали на тротуаре покрывалко
И выкладывали из таза телефонный аппарат,
Кастрюлю, валенки, добротные ботинки,
Том Гоголя и «Вечный зов» в обложке,
А потом молча стояли весь день под
Моросящим дождиком и исключали один за другим
Звуки автомобилей, заводов, громкоговорителей,
Пока к вечеру не оставалось одно – дыхание живого
Города, которое прекрасно, и пусть никто
Ничего не купит, а только повертит и посмеется,
Они все равно придут домой и будут пить
Горячий чай с рафинадом вприкуску
И вспоминать, как прошел день, и какой чудесный
Город, где они живут, и да, он дышит;
Этот звук они и сейчас вдвоем слушают,
Оба вместе, из-под земли, правда ему хлопотно -
По ночам болит голова от не услышанного
За день гула, и тяжело приходить в пыльный дом,
Где в шкафу (вот странно) вещи еще помнят ее.

@настроение: задолбанное

@темы: Стоп-кадр

---

Снег, а?

@темы: температура, щастье

---

Смотрю по телевизору про мозг акулы. Прелесть. Прелесть.

---

Мама: Вот и кончился ремонт...
Папа: Вот и кончились сосиски...
Бедная, бедная Лена Исинбаева!

@музыка: Chavela Vargas - La china

@темы: бортовой журнал

---

---

Два диалога

Родители в восторге от Никиты.
Мама : И умный! И красивый!
Папа: Проснулся! Песни поет! Абрикосы ест!



Никита: На бюджете учишься?
Оля: Нет.
Никита: На платном?
Оля: Да.

@темы: щастье, друг

---

Страшно, тютьки?

А Вовочка, как зачарованный,
Стоит и смотрит,
Как в день по полмиллиметра
Прибывает вода.
Как в тишине прохлада подвала
Умножается на два
От проявляющихся на бетоне зеркальных луж.
С каким неуместным,
Махровым эстетством проступает на сером
Зеленое, и ничего не поделаешь.
Бригадир Витя тоже смотрит на все это
С опаской, курит что-то дешевое,
Сплевывает на пол
И сам себя успокаивает, говорит:
Город ведь на болоте.
Всюду так. И уходит.
А Вовочка на минуту задерживается,
Проводит лопатой по воде
И ждет, пока успокоится.
И тогда в воде можно увидеть
Чьи-то рты, они что-то говорят
Глубоко-глубоко – не расслышать
И тонкие пальцы помогают,
Как тина шевелятся в тонкой луже,
В зеленой болотной воде.
Вовочка чиркнет зажигалкой раз,
Чиркнет два, и все улетучится,
И вот слышно уже – Витя зовет,
Что-то там на четвертом.
Вовочка со скрежетом выкрутит
Лампочку сто ватт и (на выдохе)
Добежит до лестницы, где уже
Не страшно.
А через четыре декады в дом
Въедут жильцы, которые уже сейчас
Осматривают, а на них кричат:
Куда вы с дитём?
Развесят занавески, установят телефон,
И как будто все хорошо,
Но по ночам у них будет плакать ребенок,
Долго и без причины, потому что
Дети чуткие, им даже луж
Не надо видеть. А бабулька
Оглянется и скажет: Не к добру.
Но все привыкнут забывать сны
И будут жить дальше,
А Вовочка однажды спустится в подвал
Родной пятиэтажки (массив построен
В честь 50-летия октября),
И увидит, что велосипедные покрышки
На сантиметр в зеленой воде
И никуда от нее
Не деться.

@темы: громкий ужас, фальшиво, но неритмично

---

Откуда растут ноги у тэгов

Николай Заболоцкий

ПОРТРЕТ

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

1953

@темы: solo, утро туманное

---

Вести с полей

Мама нашла в колбасе чей-то зуб и очень испугалась. Папа сказал, что напрасно, потому как зуб доказывает наличие мяса в продукте. Пару дней назад у метро видел шкафоподобного милиционера, улыбающегося шоколадке “Alpen Gold”, а возле ратуши гордую даму в шляпе с кефирными усами в пол-лица (она грозно на всех поглядывала, не понимая, чего это все на нее смотрят). Приветствую Натурщицу Дали, хотя искренне не понимаю, что она тут забыла. Кстати, он не с вас часом писал мою любимую картину «Шесть призраков Ленина на рояле»? В плане следующей живописи следует ожидать заметки из сельской жизни и жизни городской (там вне головы – Город, а в голове – Другой Город). Интернет – дефицит, поэтому приходится в него выползать, что лениво.

P.S. - Мужчина, купите щеночка!
- Так он же дохлый.
- А я уступлю!

P.P.S. - Бьорк случайно не еврейка?
- Нет, она же исландка…
- Ну вот и я думаю…
- А как евреи доплыли бы до Исландии?
- Искренний хрен его знает) (Из смс-переписки)

@темы: онтологические замечательности, друг, бортовой журнал

---

And, Be Good (Bill Stoneham, “The Hands Resist Him”)

Стоило ей прикрыть за собой дверь, бросив напоследок с неистребимым техасским акцентом, доставшимся от матери, свое «Dad, be good», как он, четвертую неделю лежащий неподвижно в стерильном параллелепипеде, мучимый сгущенным кондиционируемым воздухом, который несмотря ни на какие помывки удерживал белесый запах его старого парафинового тела, вдруг вспомнил все.
Как новенькая медсестра, совсем девочка, разговаривала с ним, пока меняла капельницу, постоянно обращаясь по имени, что очень раздражало, причем с каждым днем эти разговоры все менее учитывали присутствие немого собеседника и перерастали в трансляцию мыслей о самой себе на частоте человеческого голоса. Один раз, когда от осознания внутреннего усилия показалось, что вот-вот получится произнести, громко и четко: «Я не психоаналитик. Выйдите вон и пришлите кого-нибудь другого», она, меняя цветы в вазе, задела локтем куклу. Та бумкнула затылком по линолеуму и пластмассовые глаза закатились под койку, медсестра долго там с извиняющимся кряхтением ползала, но один глаз так и не нашла, так что пришлось посадить куклу на подоконник так, а глаз положить в лишнюю мензурку из-под лекарств. Почти выйдя уже из палаты, она вернулась, положила руку на его сухой лоб и сказала как будто с чистым лондонским выговором: «Beg your pardon. I’ll work something out». Это ли она сказала, да и вообще, не ушла ли молча?
Впрочем, ему было уже все равно, ведь это дочкино «Dad, be good» сделало свое дело, и отдельная палата бостонской больницы съежилась до размеров небольшой детской, поверх голубой краски на стенах проступили песочные ирисы, прикроватный столик отъехал к стене и разросся до размеров внушительного соснового серванта, под которым, естественно, жила самая дурная нечисть (так всегда говорила Бетти), так что нечего под ним протирать пыль коленями, Бетти же потом и стирать. И незачем так расстраиваться, ты же не девчонка, Уильям, потерпи. Я схожу к Айронсу, он механик, работал на фабрике игрушек, что-нибудь придумает. И что это вообще такое, стоит куклу немного уронить, как глаза выпадают. Не плачь, не плачь, жук. Новые глаза будут лучше, не разобьются. Помнишь, что мама сказала утром? Пусть кукла пока посидит так, смотри какая красивая, правда? И руки и ноги, все как настоящее. А я скоро приду. Не бойся, I’ll work something out. Поспи еще.
Спать, естественно, никто не собирался, досыпать было совсем нечего. На новую куклу было лучше не смотреть: она и так была не самым лучшим подарком, а теперь, без глаз, выглядела совсем жутко. Билл задрал ногу и стал рассматривать тень на обоях (если вытянуть носок, растопырить пальцы и повернуть немного вправо, подошвой к стене, становилось похоже на ненавистный красный шарф, который кусался, а если расслабить, а потом что есть силы выгнуть коленку в обратную сторону, то получалась турецкая сабля). В доме было тихо, мама на работе, папа еще не приехал, а Бетти пошла к Айронсу, только часы в гостиной громко тикали. Билл задрал вторую ногу и попытался изобразить ножницы, но не вышло, и он расхохотался, представив физиономию Бетти, если бы она вдруг зашла. Интересно, долго она еще будет ходить там? Уже, наверное, полчаса ходит.
В комнате кто-то тихо задышал. «Бетти, это ты?». Никто не ответил. Странно, она же вроде как ушла. Наверное, показалось. Билл накрыл голову одеялом. Так звуки совсем пропали, только кровь стучала в ушах. Нет, кто-то есть. Кто-то смотрит. Билл вскочил с кровати и резко обернулся. «Бетти, я маме расскажу». Никого нет, только кукла без глаз на подоконнике. А под пластмассовой рукой синий пугач. И снова тикают часы. Билл степенно отвернулся, сел на кровать и стал натягивать носки. Самое трудное – позорно не закричать, не выдать себя. Спокойно. Ничего страшного. Сейчас надену футболку и шорты, как будто ничего не случилось. И встану. И выйду из комнаты. Но я же потерял пугач еще в феврале! Тихо. Вот я берусь за дверную ручку.
«Молчать» - пластмассовое дуло уперлось в затылок. «Вниз, вокруг дома». Кукла так ласково шептала, что шестилетнему Биллу еще было не с чем сравнивать. В горле пересохло, в животе холодно, ноги как ватные. «Я жду» («Я шту»). «Туда нельзя,» - нет, это не Билл говорил, а какая-то чужая пискля, – «там обрыв и речка». Дуло сильнее нажало на затылок. Раздался странный шипящий звук, это она так хихикнула. И тут, против воли, ноги сами пошли – раз, два, три шага, поворот, четыре, пять, шесть, лестница, семь, восемь, девять, скрипнула ступенька… Билл, открывая дверь во двор, уже было подумал, что все почудилось и хотел обернуться, но пугач еще сильнее врезался в затылок, а под коленки сильно ударили – Билл присел. Через забор было видно, как мистер Корнфилд стрижет траву на газоне. Приглушив косилку, он крикнул: «Как жизнь молодая? С днем рожденья!». «Не вздумай…». «Спасибо…». Комок подступил к горлу, по щекам пробежала слеза. Но Корнфилд уже скрылся за кустами под тарахтение косилки.
Обойдя дом с торца, Билл поближе подобрался к стене: если оступиться – мигом свернешь себе шею, а внизу – узкая глубокая речка с проворным течением, а плавать Билл не умел. Через десять шагов, когда он уже вовсю ревел, сзади прошипело: «Стоп. Налево». Билл от удивления перестал плакать. Налево была стена дома. Он послушно повернулся и прижался носом к стеклу. Странно, он не раз здесь играл, несмотря на запреты, но никакого окна не помнил. С другой стороны, в окно ничего не было видно. Хотя понятно. Это окно у папы в кабинете. Точно. Заставлено книжным шкафом, чтобы можно было проявлять фотографии. Вздохнул. «Что дальше?» Она снова хихикнула. «Ну что, что… Вперед». Стекло вдруг обмякло, а чернота отступила и стала объемной. Где-то вдалеке, зажглась и стала расти точка. Через секунду Билл понял, что это луна, только какая-то странная: рожки серпа были направлены вверх, как будто мальчик смотрел на нее с невозможного для землянина ракурса, так что нельзя было определить, растет она или убывает. Стекло то ли растворилось совсем в темном воздухе, то ли ушло назад – это было непонятно, однако Билл смог сделать первый шаг в пустоту.
Это было неожиданно приятно. Жара осталась позади, здесь его встретил прохладный ветерок, пахнущий свежими страницами и немного миндальным орехом. «Нравится?» Шепот уже ничем не угрожал. Билл несмело ответил: «Да». Внезапно кто-то потянул его за ногу, потом еще кто-то, все сильнее и сильнее. Из темноты стали появляться руки, много рук – детские, женские, мужские. Все они стали хвататься за Билла и с неимоверной силой тянуть назад. Уже было трудно дышать, а от боли застучало в висках, Билл закричал, закричал что есть силы, и руки, преодолев магнетизм далекого небесного тела, справились со своей задачей – на мальчика навалился полуденный безветренный зной, отчетливо пахнущий грозой. Билл часто дышал, стоя у кирпичной кладки задней стены дома, держа в руках синий пугач, а в голове звучала фраза «And, be good…», брошенная матерью перед уходом на работу, сопровожденная тем проницательным взглядом, который бросают случайно, но словно в последний раз, который все равно забудется, но придет, обязательно придет через шестьдесят лет в другой город по ту сторону океана, но, как и тогда, по большому счету, ничего не изменит, а заставит только очнуться. Остался вопрос: что такое очнуться, ведь как это – be good – стало наконец понятно.

@темы: Любите живопиь, поэты

---

О Головницкая, спасибо тебе!

@настроение: Совсем стариком делаюсь...

@темы: друг

---

Ну ничего. Теперь я знаю, как это. Спускать с восьмого этажа чугунные ванны. Разгружать по четыре тонны песка. Носить хрупкий гипсокартон по лестничным пролетам.
Но Боже! Халтурить с ними мне не доставляет никакого удавольствия! А! А! Болваны! Болваны во тьме...
Неболван, выздоравливай моментально.

@музыка: Manu Katche - Lo

@настроение: "Пролетариат? У меня нет знакомого с таким именем!" (С. Дали)

@темы: во мне, громкий ужас, тихий ужас