To the Lighthouse
По-моему, самый кошмар – это когда близкий человек начинает тобой немного тяготиться. Вернее как, он не то чтобы начинает, а просто в нем неосознанно это тяготение может проступить. А может, черт подери, и не проступить. Вот в чем проблема. Поэтому когда по телефону спрашивают: «Ну, что-нибудь скажешь еще хорошего напоследок?», внутри всплывает сон великой Фаины Раневской, где она идет по тенистой аллее, а впереди в легкой дымке бредет он – милый, милый Пушкин. Она бежит к нему, тряся грудью и задыхаясь, догоняет, плачет от счастья. Он оборачивается, смотрит на Фаину печальными глазами и протяжно говорит: «А, это ты, старая блядь… Заебала ты меня со своей любовью...»
Воспоминание об этом сне проносится в мозгу со скоростью света, и вместо того, чтобы на полном серьезе и без всякого пафоса сказать: «Спасибо, милый друг, за то, что ты есть в моей жизни, я тебя очень люблю!» язык сам сухо промямливает: «Да нет, в принципе, ничего… Пока, наверное…» Кладешь трубку и думаешь: «А что ничего? В каком принципе?»
Если что, то во всех этих моих комплексах прошу винить старую блядь Раневскую. Я тут ни при чем. Меня тут не стояло. Не стояло. Да.
Зигмунд, лежать тихо!

@темы: во мне, тихий ужас