За два дня, проведенных в Москве мы обошли всю Третьяковку и Музей Востока (не весь). Заглянули в "Фаланстер", где я добыл-таки "Пение известняка" Ильичевского.  Н.М. говорит, что это лучшая его книжка. Проверим. Зашли в Храм Христа Спасителя. Выйдя, признались друг другу, что оба побороли мысль вскочить на амвон и что-нибудь запеть. Пришли домой, выпили портвейна (было збс, спасибо папе  Н.М.), поспали и поковыляли к аэроэкспрессу.
Свободных мест не оказалось, поэтому ехали сидя по-турецки в проходе. Монич читал Розенберга, я задумчиво поглядывал на пассажиров. Пассажиры задумчиво игрались с айфонами. В аэропорту оказалось, что рейс задерживают на два часа, а регистрацию нет. Я хлюпнул носом и простился.
На регистрации сказали, что за чемоданчик с перевесиком нужно платить деньги в кассочку. Я возмутился. "У меня же два местечка в билетике," - сказал я. Я было подумал, не совершить ли акт коррупции, но тетенька оказалась невозмутимой. Распаковал чемодан, который мы до того старательно заматывали в пищевую плёнку, переложил книжки в торбу и доплатил. Эти суки принимали только рубли, пришлось менять. На оставшиеся рубли купил в дьюти-фри блок "Кента" с подушкой-хомутом в довесок.
Борт назывался "Федор Достоевский". Это навевало. Летели долго. Стюардесса средних лет, бешено вращая глазами, выдыхала в лицо каждому: "Фритатта ор чикен?! Фритатта ор чикен?!". Взял фриттату. Она оказалась омлетом.
В Шанхае взял такси, оно привезло меня в гостиницу. Номеров не оказалось, то есть как, всё-таки оказалось, но номера проблемные. "Как так?" - "Кондиционеры очень уж там свирепые, холодно". Учитывая, что ночью за окном было +32, я отмел все предрассудки и согласился. И очень правильно сделал. Если не придираться к трем прожженным дыркам в ковре, всё было по высшему разряду: мягкий аэродром для спанья, ваумна со всеми прибамбасами, интернет и проч. Позвонил Скалабану (он в Японии). Поприветствовали друг друга через море, после чего я ушел спать. Сны на другом конце Евразии оказались какими-то совсем новыми, местными. Спал и о*евал

Под крылом самолета о чем-то поет, кажется, Казань.